Труд или молитва?

Председатель Учебного комитета ректор ОЦАД протоиерей Максим Козлов рассказал о месте труда и молитвы в жизни человека.

3ц.png

В суете наших дней часто приходится выбирать между трудом и молитвой. «Пойти на службу или закончить проект/подготовиться к экзамену?», — подобные вопросы встают перед многими из нас.

Председатель Учебного комитета ректор ОЦАД протоиерей Максим Козлов рассказал о месте труда и молитвы в жизни человека.

Ora et labōra — «Молись и трудись». Девиз Бенедикта Нурсийского (VI в.), основателя монашеского ордена бенедиктинцев.

Что греха таить, случаются ситуации, когда православный человек бывает ленив и неработоспособен, как, впрочем, случаются ситуации, когда православный человек бывает неряшлив, раздражителен, гневлив, когда он, годы живя в Церкви, не бросает табакокурения, погрешает неумеренным винопитием, свойственны бывают ему иные страсти и немощи. Кто будет спорить с тем, что лениться греховно и нехорошо, а трудиться на благо ближних правильно и благочестиво. Но в наше время подчас антитеза выстроена несколько по-другому: делается утверждение, что труд, профессиональная обязанность (от себя добавим: несомненно, следующее за этим профессиональное преуспеяние) есть ценности более значимые, чем духовное, молитвенное строение души, что второе без первого становится каким-то самоуслаждением, а первое без второго или первое, превалирующее над вторым, своей ценности не утрачивает.

И я как раз решительно не могу согласиться с тем, что трудовая этика и профессиональные рабочие добродетели есть для христианина нечто центральное. Важное, конечно, но не центральное, так как очень часто преуспеяние в профессиональной области — не прилежание, а увлечение до страсти, до горения на работе — ведет к тому, что духовная жизнь отодвигается на второй план.

Есть христианская конфессия — кальвинисты прежде всего и близкие к ним протестанты, которые некогда поставили трудовую этику и бытовое преуспеяние в центр христианского мировоззрения и существования. Но это все же неправославное христианство.

Мещанские добродетели — хорошая вещь, но христианство к трудовым добродетелям несводимо. В этой связи я хотел бы напомнить несколько эпизодов из жития великого русского подвижника ХХ века преподобного старца Силуана Афонского. Первый эпизод следующий: «Вскоре после Первой мировой войны 1914—1917 гг. в монастыре начали организовывать эксплуатацию монастырского леса, купили тогда паровую машину для лесопильни. Эконом, отец Ф., способный, естественно, одаренный русский человек, после установки машины и пуска ее в ход, довольный ее работой, стал восхвалять немецкий гений, машина была немецкой фабрикации. Превознося немцев, он поносил русское невежество и неспособность.

Отец Силуан, который в свободное время от своей работы в магазине ходил на лесопильню помогать, молча слушал отца Ф. и вечером, когда монахи сели за стол ужинать, спросил его: «Как ты думаешь, отец Ф., почему же немцы лучше русских умеют строить машины и другие вещи?» В ответ отец Ф. стал снова восхвалять немцев как народ более способный, более умный, более даровитый, в то время как мы, русские, никуда не годимся. Отец Силуан на это ответил: «А я думаю, что тут совсем другая причина, не то, что неспособность русских. Потому я думаю это, что русские люди первую мысль, первую силу отдают Богу, мало думают о земном. А если бы русский народ, подобно другим народам, обернулся всем лицом к земле и стал бы только этим заниматься, то обогнал бы их, потому что это менее трудно».

Эти слова старца Силуана кажутся мне принципиально важными. Верующий человек, в том числе и верующие студенты, молодые люди обретают нечто, что становится для них тем евангельским маргаритом, жемчужиной. Меняется иерархия ценностей: то, что было когда-то светом в окошке, будь то юриспруденция, будь то филология, будь то журналистика, будь то теоретическая физика, понижается с точки зрения значимости приоритетов, становится не тем, чем было. И это единственно возможное для христианина расположение. Высшая математика уже не становится предметом ночных снов и вечерних бодрствований.

Может быть, потом можно к этому вернуться, но с каким-то иным видением, как к послушанию, как к делу, которое нужно честно и ответственно исполнять пред Богом, но которое все же нельзя сравнить с той встречей души с Богом, которая происходит во время молитвы.

Еще одна фраза старца: «Что удивительного в том, что недуховный человек устраивает дела лучше, чем духовный? Один думает об этих делах, а другой умом старается пребывать в Боге. Это и среди мирян часто бывает. Ловкий торговец смеется над ученым человеком, что тот не понимает в товаре. Это совсем не значит, что торговец умнее». Действительно, в глазах успешного дельца, даже если он окончил некогда Университет, профессор, проводящий годы маститой старости, дурак, потому что он не сумел с помощью своего имени и своей учености заработать столько, сколько мальчишка заработал, бросив филологию или философию, правильно устроившись в этой жизни. Но точно так же не должен бы профессор рассуждать о том, что не прав юноша, если он, вместо того чтобы учить теоремы или фонемы с утра до ночи, рвется душой в храм, чтобы помолиться на богослужении, а потом возвращается к учебникам или если он пропустит первую или последнюю лекцию для того, чтобы прийти на богослужение.

И еще эпизод из жизни старца Силуана , характеризующий его отношение к труду: «Когда отец Силуан был назначен экономом, то, придя от игумена в свою келью, он горячо молился, чтобы Господь помог ему исполнять ответственное послушание. После долгой молитвы был ему ответ в душе: храни благодать, данную тебе. Тогда понял он, что хранить благодать важнее и дороже всех прочих дел, потому, вступив в свое новое послушание, он неусыпно следил за тем, чтобы не прерывалась молитва. Он имел под началом до двухсот рабочих. Утром, обходя мастерские, он давал общие указания старшим мастерам, затем уходил в свою келью плакать о народе Божьем. Сердце его болело от скорби за рабочих, он оплакивал каждого. Вот Михаил, оставил жену с детьми в деревне, а здесь за гроши работает. Каково ему быть так далеко от дома, не видеть ни жены, ни милых деток своих? Вот Никита, только что женился и оставил свою беременную жену и старуху мать. Каково было им отпустить этого еще юношу, любимого сына и мужа? Вот Григорий, оставил стариков родителей, молодую жену и двух малышей младенцев, пришел сюда работать за кусок хлеба. Что он выработает здесь? Какая же бедность у них, чтобы решиться оставить всю семью, какая должна быть у них у всех скорбь… Вообще в какой ужасной бедности живет весь этот народ! Вот Николка, совсем еще мальчик. С какой болезнью отпустили его родители так далеко ради нищенского заработка, как должно скорбеть сердце родителей. В какой бедности и страданиях живет народ! И все они, как овцы, заброшены, никто о них не попечется, ни о воспитании, ни об обучении. Научаются они всяким порокам, дичают и грубеют.

Так говорил блаженный старец, и душа его страдала за всех бедняков, страдала несомненно больше, чем все они сами, так как он видел в их жизни еще и то, что они сами в себе не замечали по необученности своей. Сердце сердцу весть подает, говорит пословица. Тайно молился старец о народе Божьем, но рабочие это чувствовали и любили его. Он никогда не стоял у них над душой во время работы, не подгонял их, они, обласканные, веселее работали и с большей энергией, чем другие. Другие экономы наблюдали обительские интересы, а кому не известно, что когда приходят интересы, то тогда человека не видят. Подлинные интересы обители старец видел в том, чтобы соблюдалась заповедь Христа». Вот все же об этой любви говорит Христос, а не о том, чтобы оттрубить восемь часов на месте работы, принести положенную зарплату и должно исполнить обязанности, записанные в нашем формуляре.

ОЦАД